«Гласность» и свобода - Сергей Иванович Григорьянц

от отчаяния. Но быстро выяснилось, что все его тело в синяках и он, достаточно мощный сорокалетний мужчина, бесспорно, был кем-то повешен. Тогда администрация приписала его смерть уголовникам, которые, однако, не были найдены. Даже самые убежденные «патриоты» все без исключения говорили о том, что его смерть – дело рук КГБ. Некоторые были уверены, что покойный и впрямь получил (и поверил в них) заверения в полной безнаказанности.

Положение становилось настолько напряженным, что для журнала «Гласность» я решил заказать специальное социологическое исследование, результаты которого вошли в мою статью «Еврейский погром в Москве устроить нелегко». Вот некоторые выдержки:

Результаты опроса общественного мнения произведенного по заказу редакции журнала «Гласность» Институтом социологии АН СССР в основной своей части подтверждают оценку положения в области национальных отношений, даваемую и журналистами, и политологами, но в чем-то являются ошеломляюще неожиданными.

Вопросы о характере национальных отношений и в связи с ними государственных отношений в СССР были заданы по телефону 687 жителям Москвы, 86,5 % из которых были русские, причем 80,3 % – члены КПСС, что, к сожалению, неизбежный в СССР недостаток телефонных опросов – телефоны много чаще оказываются в квартирах партийных граждан, причем в Москве их особенно много. И тем не менее результаты опроса можно считать важными и характерными для умонастроения всей страны, поскольку они подтверждаются и результатами выборов в местные советы, и материалами независимой и даже официальной печати, да и самими общественными выступлениями и инициативами в различных регионах страны. <…> Совершенно неожиданными (впрочем, только на первый взгляд) оказались ответы на группу вопросов, включенных в исследование в значительной степени из-за активизации в стране шовинистическо-атисемитских групп, таких как «Память»,

«Отечество», «Россия», «Объединенный фронт трудящихся», на днях к ним присоединилась Российская коммунистическая партия. Были заданы вопросы в наибольшей степени связанные в массовом сознании со стереотипными обвинениями в адрес евреев: о народах живущих лучше других, о народах особенно националистически настроенных и т. п. При этом по уровню жизни в ответах москвичей евреи оказались на восьмом месте между узбеками и белорусами, а уж в качестве националистов и вовсе занимают предпоследнее девятое место. Согласуется с этим и распределение национальностей, которым по мнению 22,9 % опрошенных не следует разрешать жить в Москве. На первом месте армяне, потом азербайджанцы и грузины, дальше со значительным отрывом узбеки, другие народы Средней Азии и после большого отрыва евреи. Примерно то же распределение и в ответах, к каким народам опрошенные испытывают неприязнь – на первом месте армяне, практически в самом конце – евреи. Что касается неприязни к народам Закавказья, то, по-видимому, она в одинаковой степени явилась результатом как представления о них по торговцам цветами и фруктами на московских рынках, так и массированной официальной пропаганды, пытающейся обвинить народы Закавказья во всех трагических событиях последних лет, жертвой которых они были, что же касается по меньшей мере нейтрального, если не прямо доброжелательного отношения москвичей к евреям, то оно на самом деле объяснимо не только реальным жизненным опытом и народным скорее уважением к евреям, чем неприязнью, но еще и подтверждается результатами выборов в Верховный Совет РСФСР, куда в Москве не попал ни один из шовинистически настроенных кандидатов: художник Илья Глазунов, редактор «Нашего современника» Станислав Куняев, редактор «Молодой гвардии» и автор вполне низкопробного, но возможно, поэтому весьма популярного романа «Вечный зов» Анатолий Иванов. И интерес к фашизму и страх перед его победой в России инспирировали спецслужбы. На результатах выборов, возможно, произошло то же, что и с панически настроенными москвичами, когда им задали вопрос (прямо ущемляющий их интересы) о расселении беженцев в Москве. В отношении к евреям, возможно, сказался страх. Но, конечно, не перед евреями, а перед русскими шовинистами, очень немногочисленными готовыми устроить Сумгаит и в Москве. Но москвичи ничего подобного явно не хотят и внятно это сказали и на выборах и во время социологического опроса «Гласности».

Через несколько лет мы вспоминали это время с самым романтическим из юных неославянских лидеров того времени Русланом Воронцовым. Напомню лишь фрагмент из статьи о нем в газете «Вечерняя Москва»:

Об этом человеке ходят легенды: он обладает сильными парапсихологическими способностями, его культовое имя – DAP, имеет высшее медицинское образование, нарколог, очень богат. «Нави», которое он возглавляет, – одна из структур сатанинской церкви Южного Креста. У него несколько квартир, огромная библиотека, состоящая из сотен сектантских книг и работ по психологии, суггестии и гипнозу, он отлично владеет психотехнологиями.

А теперь интервью с ним.

– Было нас красных, белых, коричневых и всех других расцветок человек семьдесят на всю Москву, и мы все прекрасно знали друг друга, один чихнет – всем слышно. В большинстве партий, союзов и объединений было по два-три человека. По ночам они шили себе мундиры, выдумывали и пришивали ордена и оповещали мир о своей близкой победе. С Веденкиным по его гнусному характеру не было никого, единственное на что он был способен, – предлагал мне открыть публичный дом. Когда он был вместе с Баркашовым, для киносъемок или встреч с журналистами могли (на два часа) собрать человек сто. За Баркашовым и впрямь стоял КГБ, да и Веденкин называл себя то полковником, то осведомителем КГБ. Самой стабильной и многочисленной была наша группа «Нави» благодаря тому, что я продал единственное, что у меня было, – долю в бензоколонке возле театра Советской армии. На эти деньги арендовали помещение и это было что-то вроде клуба, где было множество свастик, колпаков, шаманских бубнов. Я очень любил носиться по Арбату…

– С фашистской символикой?

– Иногда, и это нам никогда не запрещали. Но чаще в южноамериканском уборе из перьев и с раскрашенными лицами. Единственное, что нам запретили – шествие в защиту людей от пингвинов. Мне тогда было лет семнадцать-восемнадцать. Баркашов устроил более важную акцию – митинг возле американского посольства за независимость Техаса. Но у нас-то всегда были ребята – весело было, а к Баркашову приходили только на мероприятия, на телевизионные съемки, на встречи с журналистами. Писать о нас, снимать нас почему-то необыкновенно любили, журналисты писали всякую чушь, но и мы для них сочиняли все, что могли.

Через год, за день до расстрела из танков Белого дома, я уже и сам впрямь видел боевиков Баркашова. На парапете мэрии стояли тринадцать щуплых семнадцатилетних мальчиков, с худыми цыплячьими шейками, но с громадными милицейскими щитами и, кажется, автоматами. Баркашов указывал на еще светившийся тридцатый этаж и командовал: «Видите, там жиды окопались. Половина (то есть шесть